При жизни Пушкина напечатано не было, сохранился автограф. Датируется предположительно декабрем (не позднее 21) 1832 г. Опубликовано в 1903 г.
Как известно, Пушкин ревновал свою супругу Наталью Гончарову совсем не без оснований. Гончарова была знатной кокеткой и любительницей флирта. Она со слишком очевидным удовольствием слушала комплименты (иногда весьма нескромные) своих партнёров по танцам, принимала кавалеров в отсутствии супруга, играла веером с заинтересованной улыбкой при других мужчинах. Пушкин же на это не стеснялся проповедовать мораль в письмах к Наталье, прикрывал страх за свою репутацию и простую ревность шутливой досадой и нежным дружеским подтруниванием.
Из писем Пушкина Наталье, осень 1832 года: «Кстати, смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верхом не езди, а кокетничай как-то иначе» (25 сентября). «Спасибо, жена. Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во-первых, потому что при мне он у нас ни разу не бывал, во-вторых, хотя я в тебе уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням» (27 сентября). Надо сказать, что ревность была взаимной, поскольку Гончарова никак не могла не только выбросить из головы, но и простить Пушкину его многочисленные увлечения юности. «Я ждал от тебя грозы […], а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? … Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе» (ок. 30 сентября). «Кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, ты ещё жалуешься на свое положение, будто бы подобное нащокинскому! Жёнка, жёнка!..» (Не позднее 3 октября).
Существуют свидетельства, указывающие на то, что Наталья Гончарова не испытывала к Пушкину физического влечения, отдаваясь супругу лишь формально. Об этой холодности Пушкин сокрушался в стихотворениях «Когда в объятия мои…» и «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем», где «Безмолвно, от стесненных рук / освобождая стан свой гибкой, / ты отвечаешь, милый друг, / мне недоверчивой улыбкой»
Или:
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаёшься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!
Стоит ли удивляться, что Пушкин все чаще стал вспоминать о своих бывших любовницах и пытался искать эротических утех на стороне? В стихотворении, написанном в октябре 1832 года, Пушкин пытается оправдать свои мысли о супружеской неверности: «…Ужель не можно мне / любуясь девою в печальном сладострастье / глазами следовать за ней и в тишине / благословлять её на радость и на счастье». Эти строки поэт посвятил молодой и красивой графине Н.Л. Соллогуб, за которой он волочился. Пушкин успокаивал Наталью Гончарову в письме от 21 октября: «Охота тебе, жёнка, соперничать с Гр. Сол. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Чего тебе перебивать у ней поклонников». Также известно об интимной связи Пушкина с женой австрийского посла Долли Фикельмон, которая на тот момент имела четвёртый месяц беременности. Разочарования в интимных отношениях с Гончаровой, её холодность к супругу, ревность, желание восполнить недостаток женского внимания на стороне – всё это отразилось в стихотворении «Желал я душу осветить».
Желал я душу освежить
Желал я душу освежить,
Бывалой жизнию пожить
В забвеньи сладком близ друзей
Минувшей юности моей.
Я ехал в дальные края;
Не шумных блядей жаждал я,
Искал не злата, не честей,
В пыли средь копий и мечей.
Датировано 1814 годом. Впервые опубликовано В.А. Жуковским посмертном издании сочинений Пушкина. Стихотворение является вариацией античного мифа о Леде и лебеде. Леда была дочерью этолийского царя Фестия и женой спартанского царя Тиндарея. Зевс, пленённый красотой Леды, явился к ней в виде лебедя и овладел ею, и Леда родила яйцо (по другим вариантам мифа она снесла несколько яиц), из которого родилась Елена Прекрасная, причина падении Трои. Из-за сильной эротической составляющей миф о Леде и лебеде невероятно популярен у художников и скульпторов. Поэтому не только уроки латинского в лицее повлияли на Пушкина, куда более сильнее повлияла чувственная, глубокая эротика живописи на мотив этого простого, на первый взгляд, мифа.
С самого раннего детства Пушкин чувствовал своё влечение к женщинам. К четырнадцати годам он испытал не одну влюбленность. Поэт приударял за Натальей Кочубей, которая была частой гостьей в Царскосельском лицее, юной прелестной Ворожейкиной, актрисой крепостного театра графа Толстого Натальей, что подарила ему украдкой несколько поцелуев, горничной фрейлины Волконской Наташей. Вот как вспоминал о Пушкине в тот период соученик поэта Сергей Комовский: «Любил подчас, тайно, от своего начальства, приносить некоторые жертвы Бахусу и Венере, волочась за хорошенькими актрисами графа В. Толстого и за субретками приезжавших туда на лето семейств. […] Пушкин до того был женолюбив, что ещё будучи 15–16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов, взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна». По всей видимости, пубертатный возраст Пушкина, чтение французских эротических романов и академическая программа лицея слились не в дикую какофонию, а во вполне идиллический мотив мифа о Леде и лебеде.