Брак холостит душу - Страница 8

Мой друг, уже три дня

Стихотворение написано в марте 1822 года, тогда же у Пушкина вышел скандал с молдавским боярином Тодором Балшем, за тринадцатилетней дочерью которого пытался ухаживать поэт. Повздорив с женой Балша, Пушкин отправился к боярину и потребовал сатисфакцию за поведение его жены. Тодор Балш, будучи членом Верховного совета Бессарабии, что давало ему право носить длинную бороду, был взбешён: «Вы требуете от меня удовлетворения, а сами позволяете себе оскорблять мою жену?» Тогда Пушкин по привычке, свойственной многим нервным карточным игрокам, схватил массивный медный подсвечник и замахнулся на боярина. Однако подоспевшие друзья развели их. На следующий день Тодор Балш, поддавшись настояниям друзей Пушкина, пришёл к поэту с извинениями, а тот дал ему пощечину и вытащил пистолет. К счастью, дуэли удалось избежать. После этого случая, генерал Инзов, под чьей порукой Пушкин пребывал в Кишинёве, посадил его под арест – он запирал его в комнате и, страхуясь от побега, прятал сапоги поэта.

Позже, в письме А.И. Тургеневу от 14 июля 1824 года Пушкин рассказывал: «Старичок Инзов сажал меня под арест всякий раз, как мне случалось побить молдавского боярина». Действительно, это был не последний случай, когда генералу приходилось запирать Пушкина. Подобные скандалы выходили у поэта с молдаванами часто, и Инзов сажал Пушкина под арест, чтобы успокоить возмущённых жалобщиков, а иногда, вероятно, и уберечь от них.

Мой друг, уже три дня

Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом
И не видался я
Давно с моим Орестом.
Спаситель молдаван,
Бахметьева наместник,
Законов провозвестник,
Смиренный Иоанн,
За то, что ясский пан,
Известный нам болван
Мазуркою, чалмою,
Несносной бородою —
И трус, и грубиян —
Побит немножко мною,
И что бояр пугнул
Я новою тревогой, —
К моей канурке строгой
Приставил караул.
Невинной суеты,
А именно – мараю
Небрежные черты,
Пишу карикатуры, —
Знакомых столько лиц,
Восточные фигуры
Ёбаных куковиц
И их мужей рогатых,
Обритых и брадатых!

Рефутация г-на Беранжера

Стихотворение написано в 1827 году и впервые было опубликовано В.П. Гаевским в «Отечественных Записках», в 12-м номере за 1861 год. Исследователи считают, что оно не предназначалось для печати. Злые стихи пародируют знаменитую в то время бонапартистскую песню «T’en souviens-tu, disait un capitaine…» («Ты помнишь ли, говорил капитан…»), которую Пушкин ошибочно приписывал популярному французскому сатирику Беранже, тогда как в действительности текст песни принадлежит перу не менее популярного во Франции поэта Поля Эмиля Дебро. О популярности французской песенки в России свидетельствует нахождение текста с нотами в одном семейном альбоме романсов среди произведений Глинки, Варламова и Титова. (SOUVENIR D’UN MILITAIRE).

Вернувшись из ссылки в Михайловском, поэт находился под пристальным наблюдением агентов Бенкендорфа. Пушкин вел разгульную жизнь и, как многим тогда казалось, променял поэзию на карты. Из донесения начальника 2-го округа корпуса жандармов генерал-майора А. Волкова Бенкендорфу от 5 марта 1827 года: «О поэте Пушкине, сколько краткость времени позволила мне сделать разведании – он принят во всех домах хорошо и, как кажется, не столько теперь занимается стихами, как карточной игрой и променял Музу на Муху, которая теперь из всех игр в большой моде». Пушкин не раз упоминал, что несвобода ему опротивела. Вероятно поэтому, возвратившись из ссылки, Пушкин не только не давал повода агентам Бенкендорфа выслужиться, но даже пытался представить себя как самого благонадежного представителя русского дворянского общества и поборника монархи. Из записки фон Фока в октябре 1827 года: «Поэт Пушкин ведет себя отлично, хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит государя и даже говорит, что ему обязан жизнию, ибо жизнь так ему наскучила в изгнании и вечных привязках, что он хотел умереть […] Во время дружеских излияний он совершенно откровенно признается, что никогда не натворил бы столько безумия и глупостей, если бы не находился под влиянием Александра Раевского, который, по всем описаниям… должен быть человеком весьма опасным». Следили за Пушкиным настолько усердно, что когда в июне 1827 года поступили в продажу «Цыганы», внимание Бенкендорфа привлекла виньетка, украшавшая обложку. На ней были изображены перевернутый кубок, кинжал, змея, обрывок цепи, лист пергамента и ветви лавра. Глава петербургской жандармерии даже делал специальный запрос, не могут ли являться эти рисунки символами мятежа или готовившегося покушения на государя.

Рефутация г-на Беранжера

Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,
Мусье француз, говенный капитан,
Как помнится у нас в простонародье
Над нехристем победы россиян?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи, ебана мать?
Ты помнишь ли, как за горы Суворов
Перешагнув, напал на вас врасплох?
Как наш старик трепал вас, живодеров,
И вас давил на ноготке, как блох?
Хоть это нам не составляет много,
Не из иных мы прочих, так сказать;
Но встарь мы вас наказывали строго,
Ты помнишь ли, скажи ебана мать?
Ты помнишь ли, как всю пригнал Европу
На нас одних ваш Бонапарт-буян?
Французов видели тогда мы многих жопу,
Да и твою, говеный капитан!